А. А.  АХМАТОВА

"Невозможно жить душе без песен"

(Поэзия А. А. Ахматовой)

Музыка и звук — то, что окружает каждого человека с детства. И волшебство звука не только в том, что он во­площает в себе жизненную ситуацию, как бы впитывает ее в себя, но и в том, что длительно сохраняет ее, оберегая от разрушения временем. В неподвластности звука бегу времени — высоко ценимая Ахматовой надежность, надежность вер­ного свидетеля:

Зачем же зовешь к ответу? Свидетелей знаю твоих: То Павловского вокзала Раскаленный музыкой купол И водопад белогривый У Баболовского дворца.

И поэтесса в своем творчестве охватила все разнообразие звуков: от человеческого крика до звука шарманки, от звона колокола до грозового грома. В звук грома поэт вслушивает­ся почти как в голос благовещения. Кажется, ни один другой звук не "выписан" в ахматовских стихах с такой любовной тщательностью:

Но в громе влажность есть Высоких свежих облаков И вожделение лугов — Веселых ливней весть.

Но какая же она, песня Анны Ахматовой? Сама Ахматова охотно называла песнями и свои, и чужие стихи, и в отдель­ных случаях невозможно точно определить: идет ли речь о пении как о вокале или о пении как о стихотворчестве:

И легкости своей дивится тело, -683

И дома своего не уз наешь,      ■

А песню ту, что прежде надоела,

Как новую, с волнением поешь.

Сама Анна Ахматова неоднократно подчеркивала значе­ние музыки для творчества любого поэта. Одно из откровен­ных признаний поэтессы — стихотворение "Поэт".

Подумаешь, тоже работа, -Беспечное это житье: Подслушатъу музыки что-то И выдать шутя за свое.

Не подлежит сомнению, что Ахматова твердо убеждена в звуковой природе поэтического творчества. Слух и голос — два важнейших для нее инструмента творческой работы поэта.

Зарождение стиха начинается с вслушивания. То, во что вслушивается поэт, может быть названо по-разному. Однако обобщенный образ звучания, которому внимает поэтический слух, традиционен: это голос музы. Вариантом того же звучания выступают неназванные голоса, являющиеся слуху поэта:

Они летят, они еще в дороге, Слова освобожденья и любви. А я уже в предпесенной тревоге, И холоднее льда уста мои.

Но скоро там, где жидкие березы,

Прилънувшик оннам, сухо шелестят, — Венцом червонным заплетутся розы

И голоса незримых прозвучат.

Напряженное вслушивание, чуткий слух нужны поэту не только потому, что "голос музы еле слышный", но и для того, чтобы распознать в голосе музы звучание различного каче­ства: слова в них неразличимы. И среди этих звучаний необ­ходимо найти единственное, неповторимое, истинное. Его на­хождение и есть обретение поэтического дара.