Мое
открытие латиноамериканской литературы
(сочинение-миниатюра)
После
нескольких лет изучения классической и современной литературы складывается
определенный стереотип, который я могу назвать привычным ожиданием. Все
разнообразие стилей, сюжетов, характеров укладывается все-таки в определенную
схему, "культурный слой", который при разнообразии красок состоит из
более или менее однородного материала. И только дважды я встречалась с
литературой, которая ломала все стереотипы, была ошеломляюще новой. Это —
японская поэзия и латиноамериканская проза. Человек, воспитанный на канонах
европейской культуры, чувствует себя как житель равнин, увидевший горы, или как
пловец, который нырнул в закрытом бассейне, а вынырнул в открытом море.
Латиноамериканскую
прозу пытались отнести к какому-то стилю и методу, но, отчаявшись, придумали
для нее новое название — магический реализм. Это не определение, а попытка
передать то странное и чарующее могущество, которое превращает литературу в
заклинание, вызывающее первобытных духов и населяющее удушливые мегаполисы
невероятно живыми существами, буйными, непредсказуемыми и прекрасными, как
природа.
Две
основные ветви магического реализма представлены Хорхе Луисом Борхесом и
Габриелем Гарсиа Маркесом. Борхес — уникальный "писатель для
писателей". Его рассказы и эссе представляют собой изощренное, тонкое,
иногда ироничное, а иногда восторженное исследование, переосмысление философских
литературных проблем. Борхес — творец литературоведческой мифологии.
Метафизические, абстрактные до предела вопросы он погружает в детально
воспроизведенный в слове реальный, вещественный, даже банальный мир. Геро.чмм Борхеса становятся
"Вавилонская библиотека" — лабиринт, уставленный полками с книгами,
который населяют читатели; "Алеф" — точка мира, вмещающая весь мир;
"Дон Кихот" — не рыцарь, не автор, а сам роман.
Острая и насмешливая
мысль препарирует сотни литературных сюжетов, а совершенный литературный дар
позволяет Борхесу вновь воссоздать целостность мира, разрушенного анализом.
Борхес — непревзойденный мастер лишать определенности даже строгие
математические законы. Что-то подсказало ему, что мир не так-то прост, и два
камня не обязаны сохранять в унылом постоянстве свою парность ("Синий
тигр"). Он никогда не соглашался с Эйнштейном, уверенным, что Бог не
играет в кости, что мир познаваем и определен. Борхес знает, что в кости играет
вся Вселенная, что дважды два — это зловещее математическое действие, которое в
результате сможет дать четыре, а может — третий мир ("Тлен, Укбар, Orbis Tertius).
Борхес много лет был
директором национальной библиотеки. Это естественно — где жить ему, как не
среди книг. И Борхес — единственный в мире слепой биплиотекарь. Это символично.
Слепота писателя воспринимается не как недостаток, а как божий дар. Она дана
ему, чтобы ум, не отягощенный мелочной суетой, лучше постигал мир и человека.
Слепой Борхес прекрасно разглядел обратную сторону Луны еще до первых полетов в
космос и тот чудовищный по силе огонь, который томится в глубине самых кротких
и сонных глаз.
| 