Посредник вскричал:
– Вы убиты, сержант,
наповал!..
А я-то
на счастье слепое свое
уповал,
когда мы бежали, шалея,
в учебном огне.
И цепь отпустила меня,
разомкнувшись на мне.
Я падал на спину
в стране облаков кучевых.
Земля доносила
дыханье и топот живых.
Летел, накреняясь по ветру,
высокий ковыль,
и дым клочковатый,
и горькая рыжая пыль.
Убитый условно,
я падал на полупути.
Трава и деревья
могли сквозь меня прорасти.
И птица щегол
распевать надо мною могла,
когда наступает
весенняя душная мгла.
...А кто-то
сорвет землянику
и скажет: – Горчит...
В траву упадет,
рассмеется, потом замолчит.
И будет, наверно, лежать
голова к голове
с солдатом без имени,
давшим начало траве.
Юрий Гречко
Взлетает вверх шлагбаум
и, цепью грохоча,
сухой снежок сшибает
с ветвей карагача.
Безветрие. Погодка –
приличная вполне.
Шинелка первогодка
болтается на мне.
На выезде из части,
где лег разбитый путь,
еще избытком счастья
спокойно дышит грудь.
все кажется – не скоро,
«гроссбухом» лет шурша,
сомнений и раздора
плоды пожнет душа.
Покуда суть да дело,
покуда то да се, –
передохнуть присела.
Но слышит, помнит все!
Юрий Гречко
Грохочут платформы.
Ползут зачехленные пушки.
Тяжелое солнце склонилось в пустой березняк...
Проснусь на разъезде.
Услышу,
как в щелях теплушки
поет темнота
и свистит азиатский сквозняк.
И сердце сожмется
в предчувствии жизни и славы,
как будто бы снова нам машут и машут вдогон
под вскрики гармоник
на станциях целой державы,
откуда уходит на малых парах эшелон.
Дневальный в печурке шурует смолистым поленом.
Над дальнею стрелкой горит семафора рубин –
последняя искра
в порядке Вселенной нетленном,
когда засыпаешь, уткнувшись щекой в карабин...
Юрий Гречко
Мне так славно писалось в солдатской каптёрке.
Мишка Телесов на ночь ключи мне давал.
Примостившись на связанных гимастёрках,
Позабыв обо всём, я писал и писал.
Я к приходу комбата наводил там порядок,
Со стола сухари и окурки сметал.
И страницы исчерканных за ночь тетрадок
Перед самым подъемом совал в чемодан.
...Я бы через забор, будто из самоволки,
К вам вернулся, ребята, но вас уже нет.
Только первый снежок, синеватый и колкий,
Бьёт в лицо мне и в окна несется на свет.
